ты не станешь нетленен как Ленин
Ох и гадкая же я девица! Гордая, строптивая, непредсказуемая и изобретательная. Если бы мне не суждено было родиться человеком, я бы стопудово родилась мустангом. Знай себе скакала бы иноходью по бескрайним прериям. Так, чтоб пена на иссиня-черных лоснящихся боках. Подохла бы в какой-нибудь канаве - мертвая но свободная. Ну, да ладно. Чему быть - того не миновать. Колесо сансары остановилось на очередной отметке, и я явилась в мир в обличье хомо сапиенса.
Все мои бестолковые дикие замашки повылазили наружу еще в самом детстве. Сладу со мной не было никакого. Жеребенок в случайной шкуре ребенка давал родственничкам такого джазу, что все окружение моих дражайших родителей предрекало мне (тайно, но злорадно) будущее уголовника, или, на худой конец, рецидивиста. Папомамо задумалось - нужно срочно приструнять, стреноживать, объезжать. После очередной моей выходки мама сказала папе дрожащим голосом: "Бери ремень". Папа взял ремень, покрутил его, повертел, и посмотрел на маму глазами, в которых застыл немой вопрос: "И че?". Мама всплакнув удалилась, оставив почетную миссию возведения меня на Голгофу папе. Я - трепещущий, маленький, злой комок нервов исподлобья глядела на родителя. Папа неумело шлепнул меня по попе. "Еще!" - провоцирующе вякнула я. Папа приложился посильнее. "Ну давай! Бей еще!" - независмо выставив попу, вещала я. Папа, заломив руки, кинулся вон из комнаты. Я помню, как они вдвоем с мамой сидели в спальне обнявшись и горевали. Папа ныл, что никогда в жизни он не сможет простить себе, что поднял руку на свою дочурку. Мне стало стыдно. Я пошла на кухню, откопала пакет с горохом, насыпала внушительную такую кучку в уголке, и встала на нее нежными коленками, соорудив на суровом личике олицетворение вселенской скорби. (Нужно заметить, что этим навыком я владею виртуозно по сей день. Для меня выбить слезу из самого закоренелого мизантропа - раз плюнуть!) Как они лобзали свое чадо обнаруженное в добровольном покаянии!!! Это был единственный прецедент попытки вопитания меня кнутом. Дальше действовали пряником.
Так это я, собственно, к чему. Бить нужно детей или не нужно? Истина в чем? В запугивании? В ласке?
Все мои бестолковые дикие замашки повылазили наружу еще в самом детстве. Сладу со мной не было никакого. Жеребенок в случайной шкуре ребенка давал родственничкам такого джазу, что все окружение моих дражайших родителей предрекало мне (тайно, но злорадно) будущее уголовника, или, на худой конец, рецидивиста. Папомамо задумалось - нужно срочно приструнять, стреноживать, объезжать. После очередной моей выходки мама сказала папе дрожащим голосом: "Бери ремень". Папа взял ремень, покрутил его, повертел, и посмотрел на маму глазами, в которых застыл немой вопрос: "И че?". Мама всплакнув удалилась, оставив почетную миссию возведения меня на Голгофу папе. Я - трепещущий, маленький, злой комок нервов исподлобья глядела на родителя. Папа неумело шлепнул меня по попе. "Еще!" - провоцирующе вякнула я. Папа приложился посильнее. "Ну давай! Бей еще!" - независмо выставив попу, вещала я. Папа, заломив руки, кинулся вон из комнаты. Я помню, как они вдвоем с мамой сидели в спальне обнявшись и горевали. Папа ныл, что никогда в жизни он не сможет простить себе, что поднял руку на свою дочурку. Мне стало стыдно. Я пошла на кухню, откопала пакет с горохом, насыпала внушительную такую кучку в уголке, и встала на нее нежными коленками, соорудив на суровом личике олицетворение вселенской скорби. (Нужно заметить, что этим навыком я владею виртуозно по сей день. Для меня выбить слезу из самого закоренелого мизантропа - раз плюнуть!) Как они лобзали свое чадо обнаруженное в добровольном покаянии!!! Это был единственный прецедент попытки вопитания меня кнутом. Дальше действовали пряником.
Так это я, собственно, к чему. Бить нужно детей или не нужно? Истина в чем? В запугивании? В ласке?
"Жечь детей жестоко. Но что-то же с ними нужно делать!!!"
Даниил Хармс
Даниил Хармс